Лекс с сожалением поднялся. Его злость еще не выплеснулась полностью. Он с удовольствием бы продолжал разбивать лицевые кости, вдавливая их в податливое окровавленное мясо. Но всё же он встал, зло смотря на Данира.

– Мейрим, – крикнул Лекс. – Возьми Бобура и отвезите Данира к его дому.

– Хорошо, – Мейрим оказалась рядом. Она, как и всегда, крутилась где—то неподалёку, вынюхивая что—то и прислушиваясь к происходящему.

Данир поманил Лекса рукой, силясь что—то сказать ему разбитыми губами. Лекс присел рядом с ним.

– Скажи, Лекс, твоя шлюшка уже понесла от тебя? Она заменит тебе умершую жену и ребенка?

Лекс отшатнулся. Откуда ему известно про это? Он не рассказывал в Хендале о случившемся никому.

– Ты однажды проболтался мне, будучи пьяным вдрызг!..

Данир засмеялся, но тут же закашлялся, поперхнувшись кровью. Лекс впечатал последний удар в его лицо, с удовольствием отметив, что тот наконец—то лишился сознания.

– Выполняйте, что было велено, и поживее! – крикнул он на застывших неподалеку слуг и вихрем ворвался в дом.

Даниру удалось его задеть. Лекс выругался. Стоило только вернуться в эти стены, как прошлое вновь дало о себе знать. Над ним будто висело проклятье, которое не давало ему обрести покой, мучая его вновь и вновь. Он остервенело мыл руки в тазу, вода быстро окрашивалась в красный. Он выплескивал воду в открытое окно и наполнял таз водой вновь, стремясь смыть с себя вместе с потоками воды злость и внезапный приступ ненависти к самому себе.

Даниру удалось за несколько минут разговора задать как раз тот вопрос, который он не осмеливался задать самому себе. Заменит ли она тебе умершую жену и ребёнка? Их кровь на его руках, на её руках. Что бы ни произошло, как бы сильно он не хотел изменить что-то в себе, прошлое не отпустит его. Оно будет вечным мёртвым грузом висеть у него на сердце, постоянно утягивая его за собой вниз, в пучину боли и отчаяния.

– С тобой всё в порядке? – услышал Лекс встревоженный голос Ани за спиной.

– Оставь меня.

– Нет, – твёрдо возразила она. – Что стряслось? Это из—за его слов?

Он обернулся и едва не задохнулся, наткнувшись на её взгляд, полный заботы и искренней тревоги о нем. «Прекрати смотреть на меня так, будто я значу для тебя очень многое!» – кричал он внутри своей головы. Всё было бы гораздо проще, не заиграйся он в высокие чувства. Его будто ударили под дых и спазмы боли не торопились ослаблять хватку.

– Мне нужно уехать. Я обещал подарить тебе свободу, и я это сделаю.

– Мне поехать с тобой?

– Нет, останься здесь. Я вернусь сегодня.

Ему было нестерпимо больно видеть тревогу в её глазах и ощущать неуверенность, закравшуюся внутрь неё, но он не мог по-другому.

– Всё будет хорошо.

– Хорошо для кого, Лекс? Для тебя?

Он был уже у выхода, когда его нагнали её слова. Удар в спину, меткий и острый. Так умела ранить только она. Он запнулся, остановившись на мгновение, но всё же вышел. Оседлал жеребца и больно стегнул его по крупу. Конь резко рванул с места и поскакал, распугивая случайных встречных.

Лекс не врал, говоря, что собирается вернуть ей свободу. Ещё на пути в Румбад он для себя решил, что сразу же сделает всё необходимое. Стоило обратиться в палату писарей, которые вели учёт рабам, и, в зависимости от количества рабов, назначали сумму налога на них. Всех новоприбывших рабов нужно было записывать, а умерших или, что бывало очень редко, отпущенных на волю, следовало отмечать у специально выделенного для этого чиновника.

Чиновник откровенно зевал, сидя за столом и перекатывая в руках карандаш для письма. Завидев Лекса, он даже обрадовался и завел трескучую болтовню. Но вскоре он умолк, не дождавшись в ответ ничего, кроме сведений по интересующим его вопросам, касающихся рабыни. Лекс вышел из здания управления через час, погружённый в свои невесёлые думы.

Как он мог подумать, что сможет подняться так высоко и ни разу упасть? Всего несколько слов, и он вновь полетел вниз, хватаясь пальцами за острые выступы, стирая их в кровь, сдирая кожу. Было так сладко следовать за радужной иллюзией мнимого счастья!.. Он построил чудесный воздушный замок. Он спрятался за его высокими воображаемыми стенами, думая, что они неприступны. Он пытался обмануть сам себя, он отгородился от неприглядной правды, как больные прячут свои зловонные язвы за широкими одеждами.

Но нет, ещё не всё отмерло внутри. Часть него продолжала сочиться ядом сожаления, отравляя его. Можно было бы закрыть на это глаза, но как?.. Данир ткнул его носом в неприглядную правду, которая казалась ещё уродливее от того, что исходила от этого презренного, самодовольного болвана. Презренный? Единственный, кого следует презирать, это ты сам, мрачно подумал Лекс. Пора прекращать эту нескончаемую пытку. От одной мысли о том, что ему предстояло сделать, становилось не по себе. Холодный озноб прошиб его насквозь. Но иного пути не было.

Лекс вернулся в дом уже вечером. Было непривычно тихо, будто кроме него, никого и не было. Неужели Мейрим ещё не вернулась? Нужно будет приструнить её, а ещё лучше, продать. Ему надоела эта рабыня, сующая свой нос куда не следует и обленившаяся в последнее время.

Лекс прошёл в спальню, положив на столик дорожную суму. На кровати, подложив руки под голову, спала на правом боку Ани. Он подошёл и осторожно, стараясь не разбудить её, сел на краешек кровати. Она тотчас же распахнула глаза, вглядываясь в него чёрными омутами. Лекс вздохнул и лег рядом.

– Нам не следовало возвращаться в Румбад, – тихо произнесла она. – Я знаю, о чем ты думаешь. Знаю, но надеюсь, что мне ты скажешь совсем другое.

Она протянула руку и кончиками пальцев провела по шраму на лице, медленно очерчивая края. Даже такое невинное прикосновение вызывало странный трепет, будто она пытается дотронуться не до его кожи, а до него самого, его сущности, заключённой в теле. Пальцы Ани скользили всё ниже по шее и проворно скользнули за ворот рубахи. Он перехватил их и, не сдержавшись, принялся целовать кончики пальцев, запечатлел долгий поцелуй на ладони и сжал её руку в своих. Маленькая смуглая рука девушки тонула в его больших ладонях.

– Прости меня, я причинил тебе столько боли. Я должен отпустить тебя, – еле слышно прошептал он, не веря, что смог произнести эти слова вслух.

– Только вчера ты предлагал мне разделить с тобой кров, а сегодня выставляешь за дверь?

– Нет, не выставляю.

Лекс вгляделся в её лицо, глаза лихорадочно заблестели.

– Первый раз вижу, как ты плачешь, – изумлённо произнёс он, глядя, как из уголка глаза сползает одинокая слезинка.

– Потому что это больнее всего, что было, – её голос чуть дрожал, в нем звенела обида и непонимание. – Или это очередная игра?

– Игра? Вот как ты думаешь…